Во время очередного пребывания в Саянских горах произошел случай, который, на тот момент, дал мне много пищи для размышлений. Когда я уезжал из города, состояние здоровья моего отца было не очень хорошим. Мне нужно было позвонить домой и узнать, как он себя чувствует. Это было начало 90-х, и сотовых телефонов тогда еще не было (у меня точно). Пришлось идти до ближайшего поселка под названием Аршан, это Тункинская долина. Телефонная станция по неизвестной причине оказалась закрыта, и я ни с чем вернулся в свой временный лагерь. Однако, тревога и беспокойство за родного человека не оставляли меня. Был еще ранний вечер, но я решил отдохнуть после дороги в поселке. Дальше все по накатанной: тело расслабилось, и, растворившись, потеряло границы. Настроился на тонкое тело, и оказался в нем. Мелькнула мысль — сгонять домой, и посмотреть, что там и как. Представил, почувствовал квартиру родителей, и через мгновение оказался в ней. Переместился в дверной проем спальни, и увидел на кровати, полусидевшую, в домашнем халате мать. Она была в очках и читала. Как-будто что-то почувствовав, она опустила книгу и посмотрела на меня:
— «Леша, это ты?»
— «Я, мама»
— «Так, это все — правда?..»
Моя мама всю свою жизнь проработала в психиатрии и наркологии. И, когда несколько лет назад, я ей рассказал о своих внетелесных практиках, она, с чисто материнской заботой, предложила мне прийти к ней на работу и побеседовать на эту тему с главным врачом психбольницы. Больше я старался не распространяться на темы своих внетелесных опытов, а на ее вопросы отвечал немногословно, но и не обманывал.
— «Как видишь. Я не могу здесь находиться долго. Что с отцом?» Я почувствовал, что меня начинает возвращать назад в тело.
— «Он в больнице, но с ним все будет хорошо»
— «Я приеду через неделю. Когда откроешь мне дверь, скажи: «Так это все правда?»
Далее, я почувствовал, что меня неумолимо втягивает в физическое тело, и через мгновение оказался в нем. К чистому воздуху, шуму горной реки Кынгарги и голубому небу добавилось великолепное эмоциональное состояние: «Неужели это все возможно?».
Вернувшись, как и обещал через неделю, позвонил в родительскую дверь. Открыла мать, пристально посмотрела на меня, но промолчала. Я засомневался. Может, это был такой реальный сон? Или попал в другую линейность (такое со мной уже случалось)? Прошли на кухню, сели ужинать, мать продолжала молчать. Спрашиваю:
— «Отец до сих пор в больнице?». Она снова на меня посмотрела, и сказала:
— «Так это все — правда?».
— «Да. А каким ты меня видела?»
— «Ты был какой-то полупрозрачный, но я сразу поняла, что это ты».
— «Ты не испугалась?»
— «Не успела, да и на душе было как-то спокойно и хорошо».
Тогда я не мог понять — как она могла меня слышать, чем я с ней разговаривал? Ведь произносить слова, находясь в тонком теле — невозможно — нечем говорить.
Несмотря на опыт, к тому времени уже сотен выходов из тела, я так и не мог это делать в любой момент, когда возникало желание. Также не было до конца понятно, как это происходит. Иногда это случалось под полным контролем, то есть — я ложился, расслаблялся, входил в промежуточное состояние, и мое восприятие окружающего пространства отделялось от физического тела. А иногда, уснув, просыпался вне тела, понимая, что в данный момент оно спит. Иногда мог мгновенно перемещаться, куда хотел, часто просто летал (очень нравилось состояние полета), а иногда просто наблюдал за тем, что происходит, осознавая, что в данный момент мое физическое тело спит в своей кровати.
К более серьезному изучению внетелесных практик мне удалось подобраться лишь в 2003 году. Так как в 96-м я поступил в Пекинский Государственный Педагогический университет на подготовительные курсы по изучению китайского языка. Понятно, что китайский язык сам по себе меня не интересовал. Важно было получить долгосрочную визу, обрасти знакомствами, и найти в Поднебесной мастера, у которого можно было бы изучать тайные техники боевого искусства Тайцзицюань. Окончательное возвращение из Китая произошло лишь в 2000 году. Все эти годы я посвящал серьезному изучению внутренних систем боевых искусств с китайскими мастерами. Однако оставалось достаточно времени для изучения различных методик, связанных с внетелесными практиками. Методики Стивена Лабержа мне не подошли, но техника записывания снов — оказалась интересной. Через 3 месяца, проснувшись, я мог сразу записать от 8 до 12 снов. Но, когда через полгода начал терять реальность, часто не понимая — во сне я или нет, пришлось прекратить занятия по его системе.
Доскональное изучение трудов Кастанеды, конечно, дало много полезного, но со многими вещами и практиками я не мог согласиться ни при каких условиях. О моем отношении к Кастанеде и его мировоззрении я обязательно напишу, но не в этом повествовании.
А вот книги Роберта Монро произвели должное впечатление — я чувствовал в них искренность, и открытость автора. В 2003 году, связавшись с администрацией института Монро, я узнал, что в Испании есть его филиал. После недолгой переписки, был приглашен для прохождения программ, разработанных Р.Монро.